ОБ ОСЕННЕМВ университете мне не давали общежитие, потому как я происходила из богатых учительско-докторских слоев населения. И я снимала комнаты у женщин среднего возраста, разных, но с одинаково неустроенной личной жизнью.
Мое заселение что-то меняло в мироздании. Что-то где-то щелкало, у квартирохозяек вдруг появлялась эта самая личная жизнь, и мне поначалу намеками, а потом и открытым текстом сообщали, что неплохо бы подыскать себе другое жилье. Некоторые из дам жили себе одинокими рябинами в чистом поле — никаких дубов вплоть до горизонта, но стоило только мне пустить корни в ту же почву, как — на тебе — вон уже что-то перебралось через дорогу и завлекательно шелестит реденькой пожухлой листвой.
На одной из квартир события разворачивались столь стремительно, что уже недели через две в доме появился приходящий друг сердца — такой слегка поношенный и сильно неумный бодренький Витечка, все норовивший ущипнуть меня хоть за что-нибудь. Я пожаловалась хозяйке, но понимания не встретила.
— А ты не подставляй! — сурово заявила хозяйка. — А если такая нежная, ну так по средам и пятницам гуляй до часов одиннадцати, воздухом дыши.
читать дальшеЗамечу, что даже в страшном сне мне не могло привидеться, что я могу добровольно подставить что-нибудь Витечке для ущипывания. Пришлось выбрать свежий воздух.
Приходил Витечка, дверь закрывалась на защелку, звонок отключался, кто не успел, тот опоздал.
Но все было по-честному — к половине двенадцатого Витечка уходил. Возвращался в лоно постылой семьи. Это не я придумала, это он так поэтически выражался. Там еще что-то было про такую же постылую жену.
— Она вцепилась в меня, как хищник в жертву, — с пафосом заявлял Витечка дрожащим от сдержанного негодования голосом.
Я представляла себе Витечкину жену с окровавленными клыками, прижимающую мощной когтистой лапой несчастного Витечку к затоптанному линолеуму на кухне, и мысленно желала ей удачи.
Как-то, надышавшись воздухом, я притащилась домой и обнаружила, что меня там не ждали. Поковырялась ключом без толку, звонок не работал, а колотить в дверь — при той слышимости значило разбудить весь подъезд. Полчаса я прослонялась вокруг дома, но и следующая попытка была неудачной.
Время за полночь. Днем-то было еще тепло, бабье лето, а ночью, скажем так, пробирало. Я потопталась в подъезде на сквозняках и поняла, что на свежем воздухе пусть дует, но хотя бы не сквозит.
Через час бесплодных скитаний по окрестностям и попыток проникнуть в тепло и уют я села на скамейку и приготовилась помереть от переохлаждения. С собой даже ручки не было, чтоб оставить записку на холодеющем теле — для милиции, с указанием, кого винить в моей смерти.
Я сидела и слушала, как падают сухие листья. Лист возникал в конусе света от фонаря, медленно планировал и уплывал из освещенного пространства в темноту. Из ниоткуда в никуда.
Потом в круге света появился рыжий кот, постоял, приглядываясь, и в конце концов запрыгнул на колени. Кот был теплым, что значительно увеличило ценность его дружелюбия.
Мы просидели с котом в обнимку до трех часов ночи, пока меня не подобрал загулявший сосед с пятого этажа. А кот помявкал на прощание и с нами не пошел.
К тому моменту мне уже казалось, что если я упаду, то разобьюсь со звоном на мелкие ледяные осколки, а посему все опасения насчет мужского коварства растаяли осенним туманом. Наверно, я представляла собой такое жалкое зрелище, что соседу и в голову не пришло, как говаривала моя тетушка, воспользоваться беспомощным положением. Проснулась его мама, меня отпоили горячим чаем, загнали в ванну и уложили спать на скрипучем диванчике.
Утром хозяйка выговорила мне, мол, она брала на квартиру приличную девушку, а не шалаву, ночующую где ночь застанет. Тот факт, что после ухода Витечки она забыла включить звонок и на автомате опустила защелку, как-то не учитывался.
В общем, столько свежего воздуха ни до, ни после в моей жизни не было. Через пару месяцев Витечка скинул постылые брачные оковы и пришел навеки поселиться. Я съехала.
Лет через десять я встретила на базаре хозяйку с Витечкой. Витечка, совсем уже какой-то затруханный, все рвался к пивному ларьку, но хозяйка цепко контролировала обстановку. Когда она отошла к прилавкам, Витечка оглянулся и сказал:
— Живу как в тюрьме, всю кровь выпила, паучиха. Чего я, дурак, тогда за тобой не приударил? Знал же, что тебе нравлюсь, вон как ты переживала, даже домой не шла, когда я приходил, ревновала.
По-хорошему, так Витечку надо было придушить там же. Кровавое злодеяние на фоне горы полосатых арбузов. И в этих арбузах закопать. А с другой стороны — он стоял, осторожно кося в сторону яростно торговавшейся хозяйки, и верил в то, что говорил.
Я подумала, что именно с тех пор я и недолюбливаю свежий воздух в больших количествах, и сказала:
— Да, Витечка, так и знай, ты мне всю жизнь поломал.
(с) drevo-z